Козлова И.В. "Никита Антонович Ремизов как сочинитель советского эпического фольклора"

2011 г.

Имя пудожского сказителя Никиты Антоновича Ремизова (Ремезова) хорошо известно фольклористам и любителям русской эпической и сказочной традиций. От Н. А. Ремизова записано 14 былин, 11 из которых были опубликованы при его жизни в сборнике «Былины Пудожского края»; записывались от него также сказки, песни, предания. Первые записи от Н. А. Ремизова были сделаны в январе 1938 г. И. В. Ломакиной, после чего на протяжении последующих трех лет с ним неоднократно встречались собиратели для записи былин и других фольклорных текстов. Однако, в отличие от многих своих земляков, «открытых» собирателями в те же годы, в частности от своего ближайшего друга и родственника И. Т. Фофанова, Н. А. Ремизов не оказался в числе «советских сказителей».

«Советскими сказителями» называли тех носителей традиционного (в первую очередь эпического) фольклора, которые в 1930–1950-е гг. складывали былины (новины), плачи, песни и сказки о советской современности. Эти произведения активно печатали в газетах, журналах и фольклорных сборниках 1930–1940-х гг. Всего таких сказителей (только тех, чьи произведения публиковались) мной выявлено 73 человека, 26 из них являлись жителями Карелии. Среди этих 73 человек были сказители, чьи новины печатались в центральных и республиканских газетах и журналах и многократно переиздавались (например, новины сказительницы из д. Семеново А. М. Пашковой) или же оказались напечатаны только в фольклорных сборниках (например, сочинения сказителя из д. Климово И. Т. Фофанова). Кроме известных 73 сказителей, были и те, чьи лироэпические новообразования (далее – ЛЭН) просто не попали в печать, а остались лежать в архивах или вовсе были утеряны. Таких сказителей, судя по разным данным (архивным материалам, упоминаниям неизвестных имен в статьях о советском фольклоре и т. п.), не так уж мало, и именно в их числе оказывается Н. А. Ремизов.

Фигура Ремизова выбрана мной не случайно, она кажется одной из наиболее значимых, так как о том, что он работал над сложением новых произведений, упоминается в авторитетном фольклорном сборнике «Былины Пудожского края»: «Подобно многим другим современным сказителям Ремизов пробует свои силы в создании новых эпических произведений». В НА КарНЦ хранятся пять текстов (два из которых варианты одного произведения) Н. А. Ремизова, определенных в описях как «новины».

Вопрос о том, почему одни сказители получали в сталинское время всенародное признание и принимались в Союз советских писателей, а другие не удостаивались даже публикаций в районной газете, поднимался мной и раньше и продолжает меня волновать. Случай Н. А. Ремизова кажется мне подходящим для рассмотрения примера «неуспеха».

Понятно, что создавать новые эпические и лиро-эпические произведения, которые оказались бы востребованы издателями (про читателей сказать сложнее), мог далеко не каждый исполнитель традиционного фольклора. Для этого были нужны желание и способность их создавать и подходящие внешние обстоятельства. Необходимо было знать о самой возможности сочинения новин и лояльно относиться к советской власти.

В том, что Н. А. Ремизов знал о возможности сочинения советских эпических произведений, сомнений нет. Первые записи от него были сделаны фольклористами в начале 1938 г., то есть на пике востребованности советского эпического фольклора. В это время собиратели предлагали попробовать создать новые произведения практически каждому исполнителю фольклора, в Пудожском же районе работа по собиранию советского фольклора шла активнее, чем в любом другом.

Из автобиографии Н. А. Ремизова известно, что отец его жил в молодости в работниках и сам он с 12 лет вынужден был наниматься: «Вот стало мни около 12 лет, зимой ходил вязать сети, а летом к богатым бороновать ездил». Учиться в школе ему не довелось, потому что школа была далеко и «было незачем». В июле 1917 г., во время военной службы, он участвовал в числе революционно настроенных солдат в демонстрации против временного правительства и голосовал за Ленина: «Вот потом приходили рабочие в казармы, объясняли, што надо выгнать семь министров-капиталистов. Мы пошли во дворец вечером, по нас открыли стрельбу <…>. Про Ленина мы слыхали еще давно <…>. И все держали ум голосовать за Ленина».

В НА КарНЦ хранится заметка сотрудницы Е. П. Родиной, датированная июнем 1938 г.: «Вчера получен материал Ремизова. Пишет он “рассказ о нашей жизни”. Рассказ переходит часто в былину. Материал из своей жизни яркий, свежий, но сырой. Очень интересно приписки его в конце: “Прошу, многоуважаемые тов., дорогого вождя Сталина пропечатать в книги, дети и внучата читать будут, а стары старики на распев возьмут да на ста́рины”». Судя по заметке, материал прислан, а не записан собирателем, из чего можно сделать вывод, что Н. А. Ремизов самостоятельно проявлял инициативу в сочинении новин. Всего в архиве хранится четыре текста Н. А. Ремизова о советской современности (один из них в двух вариантах):

1) «Рассказ про старую жизнь. (Как было назад тому времени шестьдесят лет при царях и помещиках, купцах и кулаках)»,

2) «О вождях» (вариант: «Как запоем-то мы былину либо старину»),

3) «О старой и новой жизни»,

4) «Былина о прошлой власти романовской и о власти советской».

Разумеется, одного желания исполнителя создавать новые произведения было недостаточно для их признания и публикации. Новые произведения должны были соответствовать определенным идеологическим и художественным критериям. Фольклористами отмечалось, что хорошие советские тексты создавались обычно исполнителями с богатым традиционным репертуаром и высокой способностью к импровизации. При этом подчеркивалось, что для создания ЛЭН хорошего уровня нужно владение не только былинами, но и другими жанрами фольклора, поскольку в этом случае сказитель может выйти из узких жанровых рамок и создать действительно полноценное произведение, новое по содержанию и форме.

Богатый традиционный репертуар Н. А. Ремизова отмечался неоднократно: знанием 14 былин в 1930-е гг. могли похвастаться не многие исполнители. Кроме того, про Н. А. Ремизова известно, что он знал множество сказок и был прекрасным их исполнителем, записывались от него и песни.

Буквально все, кому довелось когда-либо слушать Н. А. Ремизова, отмечали и его импровизаторские способности. А. Д. Соймонов и Г. Н. Парилова писали о специфике его репертуара: «Былины Ремизова очень своеобразны <…>. Это прежде всего исполнитель-артист, который ради того, чтобы заинтересовать слушателей, идет на любые переделки, любые комбинации с известным ему текстом <…>. Ремизов очень интересный сказитель, обладающий большим репертуаром, творчески одаренный, со склонностью импровизировать». Е. П. Родина комментировала свою работу с Н. А. Ремизовым в июне 1938 г.: «Например, в былине “Про Идо́лище”: богатыри не пошли воевать, потому что Владимир-князь посадил Илью Муромца невинного в погреба. Это объяснение “забастовки” богатырей в слышанную былину не входило. <…> при сказывании былины он это объяснение вставляет, говоря: “этого не пиши, а послушай <…> ”. Но я всё же пишу, и тогда он пытается рассказать былинным размером».

Повышенную склонность Н. А. Ремизова к импровизации в былинах отмечают и современные исследователи эпоса. Так, по мнению издателей «Былин Пудоги», ремизовский вариант былины «Про Добрыню Никитича, как он делил землю русскую со Змеем Горынычем» «в сущности представляет собой плод индивидуального творчества Н. Ремизова на основе отдельных мотивов былины “Добрыня и Змей” и легенды о Змиевом вале». Былина «Про Ставра», записанная от Н. А. Ремизова в июле 1938 г., начинается с авторского зачина, вписывающего события в понятную для слушателя, близкую к современности обстановку:

Как во славной во Москвы было во матушке
Родился там Ставёр да Негодинович
<…>
Как его да родитель ведь батюшко
Как находился ён начальником в милиции
А пригласил-то тут Ставра Негодинова
Положил-то его тут ведь стражником,
Как ходить по Москве до по матушке,
Забирать-то хулиганов тут пьяныих.

Склонность Н. А. Ремизова к импровизации отмечалась не только фольклористами, но и его родными. Внучка Н. А. Ремизова Надежда Ивановна Зеленько рассказывала про деда, исходя из того, что говорили о его творчестве в семье (сама она родилась уже после его смерти): «Просто мне кажется, вот дед Никита, наверное, сочинял, придумывал». Брат Надежды Ивановны Николай Иванович Ремизов тоже говорил про деда: «Прибавлял там, отец рассказывал, говорит, он там всякой ерунды наприбавляет, где-то слышал, а потом…».

Обладая, казалось бы, всеми необходимыми для создания ЛЭН качествами в полной мере: желанием сочинять, богатым репертуаром, импровизаторскими способностями, Н. А. Ремизов так и не смог создать текст, который был бы оценен собирателями как достойный публикации.

О чем же пытался сочинять Н. А. Ремизов свои произведения и почему они так и остались лежать в архиве? Три из них посвящены одной теме – противопоставлению старой и новой жизни («Рассказ про Старую жизнь», «О старой и новой жизни», «Былина о прошлой власти романовской и о власти советской»). Все они в архиве (как и четвертая новина «О вождях») датируются 1938 г. Из дневников собирателей известно, что работа Н. А. Ремизова над советскими произведениями велась и в 1940 г., но более поздние варианты по каким-то причинам не попали в институт.

«Рассказ про Старую жизнь» имеет подзаголовок «Как было назад тому времени шестьдесят лет при царях и помещиках, купцах и кулаках». Вероятно, об этом тексте писала Е. П. Родина, называя его «рассказом о нашей жизни». Это очень большой прозаический текст со стихотворными вставками, написанными былинным слогом. Начинается он прозаическим рассказом о том, как тяжело было жить при царском режиме: «Жил народ тогда очень плохо. Не едал он выти сытной, не видал он на себе руба красного. Работали на кулаков и помещиков. 15 копеек была поденщина в летнюю пору в наших темных уголках». Далее описываются революционные события. По всей видимости, Н. А. Ремизов отразил в этой части свой личный опыт участия в июнском восстании, поскольку повествование здесь ведется от первого лица и частично совпадает с его автобиографией. От описания восстания и его разгона Н. А. Ремизов переходит к рассказу о Ленине и Гражданской войне, используя былинный стих:

Не по характеру стало кулакам да помещикам
<…>
И запустили опять в России матушки
Как налетели они как будто вороны
Как пришлося тоже с ними разбираться
Трудно было переносить России матушке
И не хорошо было нашему дорогому вождю – Ленину
Долго билися с неприятелями с кулаками и помещиками
<…>
И улетели в чужую сторону с России с нашей матушки.

После изгнания помещиков описывается становление новой жизни в СССР (вперемешку былинным стихом и прозой), оплакивается умерший Ленин, и заканчивается новина описанием возвращения папанинцев из полярной экспедиции. Поскольку значительная часть сочинения (почти четверть) отведена описанию экспедиции папанинцев (хотя в названии главная тема заявлена как «старая жизнь»), можно предположить, что писался текст непосредственно в дни их возвращения, когда о папанинцах постоянно говорилось по радио и в газетах. Совершенно понятны претензии Е. П. Родиной к этой новине, так как она лишена художественного единства. Противопоставление старой и новой жизни, Первая мировая война и революционные восстания солдат, Гражданская война, прославление и оплакивание Ленина, строительство новой жизни и экспедиция папанинцев – каждая из этих тем, составляющих содержание сочинения Н. А. Ремизова, могла бы послужить основой для самостоятельной новины. Соединение в одном произведении более двух из перечисленных тем, как и сочетание прозаического и стихотворного повествования, не встречались мне ни в одном из опубликованных ЛЭН. А. Д. Соймонов и Г. Н. Парилова отмечали сумбурность новых произведений А. Н. Ремизова: «Сказителю еще не удается создать стройное повествование. Нередко при желании передать очень многое он не располагает достаточным количеством сведений. Иногда даже хорошо известные ему факты Ремизов не может правильно осмыслить, разобраться в них».

Вероятно, после замечаний Н. А. Ремизов пытался переписать это сочинение, в результате чего и появились две другие новины: «О старой и новой жизни» и «Былина о прошлой власти романовской и о власти советской». Одна из них написана полностью былинным стихом, другая – ритмизованной прозой. Предположу, что это варианты переработки первоначального текста в два самостоятельных произведения. Текст в обоих случаях был сильно упрощен и сокращен: описание Первой мировой войны, революционных событий, оплакивание Ленина и экспедиция папанинцев отсутствуют. Новина «О старой и новой жизни» стала соответствовать заявленной теме. Первая ее часть посвящена рассказу про старую жизнь:

Как заведем ко мы былину либо старину,
Как старину про досюльнее и про старое,
Как про старое и про бывалое,
Как про тых ли царей николаевских,
Про тых ли министров богатыих,
Про тых ли купцов козобатыих.
Как каторжные жили в Россиюшке 300 лет.

Подробно описываются бедствия рабочих и крестьян, наказания их за забастовки и любые случаи неповиновения правящим классам. Описание старой жизни без рассказов о революции и других исторических событиях сменяется описанием современной жизни:

Как теперь у нас да есть советская власть,
Весь рабочий класс поставлен к работушку,
И работушка до им показана.
Дано хлеба им сколько хочется,
А золотой казны, что сработаешь
Как рабочий день восьмичасовою
<…>
Как у нашего отца Сталина,
Как у советского, да у всей партии,
Как заготовлено хлеба в множестве
Как голодных больше нет нигде.

Текст приобрел единообразие как по форме, так и по содержанию, в нем оставлена одна основная мысль – противопоставление старой и новой жизни. Причем в этом варианте сочинение стало похоже на десятки текстов других сказителей о старой и новой жизни. Вероятно, такое преобразование произошло после конструктивной критики и советов кого-то из фольклористов, исполнявших часто роль литературных консультантов подающих надежды на создание советских произведений сказителей. О такой «консультационной» работе собирателей с Н. А. Ремизовым известно мало. Г. Н. Парилова отмечала в полевом дневнике: «Соймонов указал осторожно Никите Антоновичу на слабые места в новой советской былине. Ремизов ничуть не обиделся и стал думать над тем, чтобы улучшить текст, вносил поправки, изменения…».

Однако ни этот текст, ни прозаическая версия на ту же тему («Былина о прошлой власти романовской и о власти советской»), ни четвертый текст Ремизова, в котором прославляются советские вожди, также в печать не попали. Вероятно, все эти тексты на каком-то этапе фольклористы или издатели сочли недостаточно качественными для публикации и хотели еще раз предложить автору их доработать. А. Д. Соймонов и Г. Н. Парилова, отмечая недостатки советских текстов Н. А. Ремизова, выражали уверенность в том, что он как талантливый сказитель-импровизатор способен создать качественные сочинения, но замечали, что для этого ему не хватает общей и политической грамотности, поэтому: «с Ремизовым необходимо вести работу по повышению его культурного уровня. До сих пор с ним почти никогда не беседовали; он был только на конференции сказителей в Петрозаводске в 1939 г.».

Предположу, что главная причина, не позволившая Н. А. Ремизову, при наличии всех предпосылок, стать «советским сказителем», заключалась в отсутствии работы с ним по «повышению политической грамотности». У него не было постоянного литературного консультанта (как у М. Р. Голубковой или Е. И. Чичаевой) или консультантов (как у М. С. Крюковой). Никто не помог ему в создании первых произведений такого рода, как, например, помогли М. И. Кострова П. И. Рябинину-Андрееву и Ф. А. Конашкову, а К. В. Чистов И. Т. Фофанову. С ним не проводилась планомерная работа в КНИИК, как с А. М. Пашковой или Е. С. Журавлевой. К тому же известно, что Н. А. Ремизов был неграмотным и читать сам, в отличие, например, от сказителя Н. В. Кигачева, тоже не мог. Не было достаточно образованных для серьезного «политического просвещения» людей и в его семье. Конечно, его дети могли хотя бы читать ему газеты, но в июле 1940 г. А. Д. Соймонов отмечал, что газеты, выписанные Ремизову и Фофанову, не приходят.

Вместе с тем с желанием Н. А. Ремизова создавать советский эпос всё тоже может быть не совсем однозначно. В автобиографии, где Н. А. Ремизов приветствует советскую власть, он упоминает, что не вступил в колхоз: «…в 31-м г. в колхоз склались. У меня пошли 3 сына, невестка, а я не вступил, старой работать. Отдал я всё… и остался на ихнем изживлении». По словам его внуков, в семье не было восторженного отношения к советской власти и про сочинение дедом «советских былин» они никогда не слышали. Николай Иванович отмечал, что ни дед, ни бабушка не пошли в колхоз: «Хотя у них сын, вот отца председателем колхоза выбрали, а у него отец и мать так и не пошли вот, не пошли в колхоз». Надежда Ивановна говорила, что «отец (председатель колхоза. – И. К.) пел какие-то песни, скажем, такие вот с критикой советской власти, ну старинные, то есть он говорил, что были такие вот песни старинные, и вот еще были и такие». На мой вопрос о том, что дед вроде бы сочинял не «с критикой», а наоборот, с похвалой советской власти, сказала: «Нет, сомневаюсь. У нас как-то в семье не говорили, что вот так всё здорово. Видели, и критика могла быть вполне». Однако добавила, что допускает возможность сочинения дедом и хвалебных песен о советской власти: «дед, насколько я знаю, был натура такая, противоречивая, он мог выдать на-ура, если вот это надо, так почему не сочинить. <…> мне кажется, он бы не стал сидеть и сочинять, он бы мог просто вот как бы вот сверху вот он подумал на эту тему – это все раз и сформируется».

Таким образом, на основе представленных в статье материалов можно предположить, что Н. А. Ремизов, узнав о возможности сочинения советских произведений, сначала загорелся идеей и сочинил новину. Потом же ему как импровизатору, привыкшему сочинять по вдохновению в момент исполнения, стало просто скучно работать над литературным текстом, оттачивая его. Когда же он понял, что после первых переработок должны последовать новые, он оставил это занятие.